Шумерский язык — язык древних шумеров, на котором говорили в Южном Междуречье в четвёртом тысячелетии до н. э. Около 2 тысячелетия до н. э. шумерский язык был вытеснен аккадским языком из разговорной речи, но продолжал использоваться в качестве священного, литургического и научного языка вплоть до начала нашей эры.
     Классификация. Генетико-диалектологический статус шумерского языка внутри какой-либо языковой семьи остаётся открытым. Ленорман, Хоммель в XIX веке, Гастони в 1980 годах сопоставляли отдельные факты урало-алтайских языков (без попыток выявить общие праформы) с таковыми в шумерском языке. В июле 2007 г. на 53-м конгрессе ассириологов в Москве свои аргументы в пользу родства с финно-угорской языковой группой выдвинул известный финский ассириолог Симо Парпола (с его слов, около 500 лексических соответствий). Сопоставления шумерского языка с картвельской семьёй проводили М. Церетели (1960 гг.) и В. В. Ребрик (1990-е годы). Привлечение типологических данных по четырём версиям в грузинском языке позволило Мамору Иосикава реконструировать систему степеней осведомлённости в шумерских префиксах спряжения (1981). В 1988 г. шумерологом А. Г. Кифишиным была высказана гипотеза (на основе анализа показателей 1-го и 2-го лица единственного числа местоимений и общего показателя родительного падежа) относительно родства шумерского языка с языками мунда (из индийского доарийского и додравидского субстрата, современная северо-восточная Индия), в 1991 году Р. Иосивара в своей монографии сопоставил шумерский с японским [Yoshiwara 1991], а в 1996 году П. К. Манансала опубликовал свои аргументы с привлечением как фонетических, так и морфологических и лексических данных в пользу родства шумерского с языками австронезийской семьи, в которую он включил, кроме мунда, японский язык [Manansala 1996]. В 2001 году аргументы в пользу родства с сино-тибетской семьёй (особенно со старотибетским языком) выставил польский лингвист Я. Браун (337 лексических соответствий, в том числе показатели 1-го и 2-го лица ед.ч. местоимений, числительные, обозначение частей тела и термины родства, анализ фонемных соответствий между шумерским и старотибетским, словообразование и элементы морфологии) [Braun 2001]. В 2004 году он дополнил список лексических соответствий до 341-го, издал список основных омонимов и синонимов между шумерским и сино-тибетской языковой группой, а также список именных префиксов, совпадающих в данных языках. Если учесть высокий культурный статус старотибетского языка как одного из литургических языков таких религий, как буддизм и бон, то на сегодняшний день это единственное сопоставление, имеющее не только сугубо лингвистическое, но и некоторое культурно-историческое обоснование, пусть и в типологическом аспекте.

     История шумерского языка. В Старошумерский период (2750—2136 гг. до н. э.) Ш.я. был межгосударственным языком общения не только для чисто шумерских городов-государств Южной Месопотамии, но и, например, города-государства Эбла (на территории северной Сирии). Ш.я. был официальным государственным языком на территории Двуречья, и, в частности, при ‘Царстве Шумера и Аккада’ (т. н. III-й династии Ура, 2112—1996 гг. до н. э.) — на нём составлялись царские надписи, религиозно-литературные тексты, хозяйственные и юридические документы. В дальнейшем, в течение Старовавилонского периода (2000—1800 гг. до н. э.) шумерский письменный постепенно заменяется аккадским. Так, царские надписи составлялись уже на двух языках. После уничтожения большей части шумерского населения вавилонским царём Самсуилуной во время восстания Рим-Сина II в 1736 г. до н. э., последовавшей за этим гибелью шумерских школ (‘эдуба’) и переноса центра учёности в пригород Вавилона — Борсиппу, а в особенности после 1450 г. до н. э. (конец последней месопотамской династии Приморья с шумерскими именами правителей) сведений о разговорном шумерском языке больше нет. На отрезке с 1736 до I-х веков до н. э. Ш.я. остаётся научным и литургическим языком месопотамской культуры, выполняя на Древнем Востоке роль средневековой латыни. Многочисленные научные (напр., Астролябия ‘В’) и религиозные тексты как повествовательного (напр., Lugal ud me-lam2-bi), так и магического плана (напр., Udug-hul-a-meš, аккад. Utukkī Lemnūti) существовали в двух версиях: шумерской и аккадской, обеспечивая двуязычный статус ассиро-вавилонской цивилизации. Матричный характер идеографического письма, заимствованного у шумеров, применявшегося в восточносемитском аккадском, урартском и индоевропейском хеттском, способствовало многовековому применению шумерских слов-идеограмм в этих языках и тем самым второй жизни лексике Ш.я. Помимо основного диалекта eme-gir15 (в дальнейшем: EG; старое чтение: eme-ku, ‘Благородный(?) язык’, аккадск. Šuwerū, Šumerū), на котором написано большинство деловых и религиозных текстов, зафиксировано существование диалекта eme-sal. На ES передаются гимны богиням, речи богинь, смертных женщин и певчих ‘gala’ (евнухов?) в религиозных текстах и некоторые гимны, вероятно, исполнявшиеся этими певчими или жрицами. От EG язык ES отличается довольно сильно в фонетическом отношении и незначительно в морфологическом и лексическом. В Старошумерский период (когда существовало несколько шумерских городов-государств) сложно выявить достаточно значительные диалектные различия в царских надписях и экономических текстах из Лагаша, Ура и Ниппура. [Falkenstein 1959, 17 § 4a]. Томсен допускает существование юго-восточного (Лагашского) диалекта Ш.я. благодаря такому факту, как различение двух групп гласных (в глагольных префиксах): открытых (a, ě, ŏ) и закрытых (ē, i, u) в отличие от общешумерского, где это не выявлено [Thomsen 39, § 8]. Возможно, имел место и профессиональный жаргон: т. н. ‘язык лодочников’ (eme-ma2-lah4-a), ‘язык пастухов’ (eme-udula) и ‘язык жрецов nu’eš’ (eme-nu-eša3), однако письменных памятников на нём не обнаружено. [Falkenstein 1959, 18 § 4b]. Ш.я. известен только по письменным памятникам разнообразного содержания. Наряду с текстами делового характера (экономические и юридические документы, своды законов) четко выделяются религиозно-литературные тексты (мифы, эпос, гимны, молитвы и заклинания), хотя вопрос о шумерском литературном языке остаётся неисследованным. Выявлено существование корпуса архаических текстов из Шуруппака и Абу-Салябиха, записанного шифрованным жреческим письмом, т. н. UD.GAL.NUN-орфографией (XXVI — сер. XXV в. до н. э.). В позднем лексическом тексте приводятся названия нескольких, возможно, жанровых литературных диалектов Ш.я.: наряду с ‘правильным языком’ eme-si-sa2, который можно назвать ‘основным диалектом’, существовали eme-gal ‘великий язык’, eme-sukud(-da) ‘возвышенный язык’, eme-suh(-a) ‘избранный язык’, eme-te-na ‘кривой (или тайный?) язык’, но обнаружить их в письменных памятниках пока не представляется возможным. [Falkenstein 1959, 18 § 4b]. Система образования в Южной Месопотамии была представлена школами, по-шумерски e2-dub-ba ‘дом табличек’, преподавание в которых велось на Ш.я. Была обеспечена высочайшая для своего времени степень грамотности местного населения, о чём можно судить по сохранившимся документам повседневного характера. К 2000 г. до н. э. преподавание, очевидно, стало вестись на двух языках: шумерском и аккадском (на последнем прежде всего математика). После гибели шумерских школ (1700 гг. до н. э.) степень грамотности населения резко падает и обучение осуществляется отдельными жрецами. Изучение Ш.я. продолжалось вплоть до рубежа I-го века до н. э.